Невыдуманная и поучительная для понимания истоков нашего занятия
история Русского Энтомологического Общества от первого лица,
Юлиана Ивановича Симашко.

(Читано в заседании 10 мая 1860 года).

Милостивые государи!

Прежде чем приступлю к исполнению обязанностей, возлагаемых на меня званием секретаря, позволю себе выразить чувства искренней признательности вам, милостивые государи, за то доверие, которое вы оказали мне своим избранием.

Выбор ваш тем более мне дорог, что мы все здесь собрались только во имя науки; у каждого из нас, среди этого Общества, один интерес, одно стремление – приобретение и распространение знаний; быть не только сотрудником, но и исполнителем намерений и предначертаний ваших, есть тем более приятная для меня обязанность, что она совпадает и с моими склонностями, и с моею деятельностью, в особенности деятельностью последних годов.

Кто как не лица, обладающие знаниями и собравшиеся для их приобретения и распространения, могут быть наиболее строгими и основательными судьями подобной деятельности? Вот почему, милостивые государи, ваше избрание меня секретарем Общества есть лучшая для меня нравственная награда; она показывает, что, стремясь неуклонно к известной цели, можно только выиграть, по крайней мере, морально. Ваш выбор даст мне новые силы направить деятельность мою к распространению знаний, в том круге действий, который предначертан уставом Общества – направить умы к изучению истины только открытым путем истины; к этому неуклонно будут направлены все мои действия по делам Общества.

Как ни кратковременно кажется существование Общества нашего, однако открытие и учреждение его имеет свою историю, не лишенную некоторого интереса.

Издавна в Петербурге известно было несколько ученых энтомологов и лиц, занимавшихся энтомологиею, обладавших более или менее богатыми коллекциями; эти лица, занимаясь каждый для себя и про себя, изредка, только случайно встречались в энтомологической библиотеке зоологического музея Академии Наук, где находили советы и обширную библиотеку, радушно предлагаемые директором Музея Ф.Ф. Брандтом и консерватором Э.Ф. Менетриэ.

В 1846 году молодой деятельный путешественник, доктор Коленати (ныне профессор при Polytechnicum, в Брюнне), проведший год на Кавказе, и собравший там значительные коллекции, прибыл в Петербург; обрабатывая свои собрания в музее Академии, он по общительному характеру своему, познакомился со многими энтомологами, посещавшими музей. Стремление в этом деятельном молодом человеке приобрести новые предметы для своих коллекций, желание вывезти из России более богатые материалы для науки, побудили его искать случаев осмотреть большее число здешних частных собраний и, меною с ними на произведения Кавказа, укомплектовать свои коллекции. Его деятельностью пробудилось некоторое движение между лицами, занимающимися в Петербурге энтомологиею, и мы не можем умолчать о пользе, которую он принес в этом отношении.

В том же 1846 году двое из настоящих членов-учредителей (А.К. Мандерштерн и Ю.И. Симашко) сблизились между собой по странной случайности не у себя в Петербурге, где до того могли бы видеться ежедневно, но за границею, на водах в Эмсе; они познакомились на экскурсии, со всеми энтомологическими приборами в руках. Их поразила в Германии, а впоследствии и во Франции, чрезвычайно распространенная любовь к естествознанию вообще, и в особенности к энтомологии; деятельность на поприще этой науки происходит частью от содействий специальных ученых обществ по этой отрасли, облегчающих взаимные сношения и размен идей и материалов между любителями. Часто во время экскурсий по живописным берегам Ланы и Майна, они увлекались мечтою видеть со временем подобное учреждение и в нашем обширном отечестве, щедро одаренном природою и еще столь мало, сравнительно с другими государствами, исследованном в естественно-историческом отношении.

Им обоим памятны экскурсии, деланные вместе с проф. Суффрианом в Эмсе, и с достойным сенатором Гейденом во Франкфурте на Майне. Они оба были поражены тем, до какой степени может быть изучена местная природа, поражены, потому что не встречали ничего подобного у себя дома, и между тем с первого раза поняли всю важность распространения подобных изучений. Позволю себе привести один пример: в то время я занимался изучением моллюсков и полужесткокрылых петербургской фауны; просматривая у сенатора Гейдена список насекомых, водящихся около Франкфурта, я выразил желание видеть Livia jancorum, интересную форму, которую до того мне не случалось видеть в натуре. Показав насекомое в своей коллекции, гостеприимный сенатор предложил нам сделать вместе с ним на другой день экскурсию, говоря, что мы, судя по времени года, найдем это насекомое живым. Действительно, на другой день, подойдя к довольно обширному болоту, поросшему одним из видов Juncus мы, по указанию сенатора Гейдена, который своими летами вынужден был присесть отдохнуть, нашли искомое насекомое и именно на тех частях растений, какие он указал.

На пути к этому болоту мы видели несколько примеров подобного знания местности и природы: тут он указал нам местность, обильную видами из рода Clausilia, там из рода Vertigo, тут мимоходом указал на деревья, пораженные вредною молью, живущею в ткани листа между верхнею и нижнею кожицею его и т.п. Всякий испытатель природы, познакомившийся с нею через наблюдения, понимает, как важно подобное знание местности и ее произведений. Я позволю себе только заметить, что непомерное распространение какого-либо вредного насекомого, акклиматизирование его, приурочение к известной местности невозможно в стране изученной так, как приведенная мною выше; там при первом появлении вредного насекомого его замечают, замечают еще в то время, когда оно мало распространено, когда еще представляется возможность бороться человеку с природою, употребляя свои мелочные средства: я разумею здесь собирание, например, гусениц, вырубание и вывоз из лесу деревьев, пораженных тем или другим насекомым и т.п. приемы при тамошних условиях весьма хороши; но нельзя требовать их приложения в таком месте, где не замечая сначала ничего дали насекомому, быть может, и залетному, размножиться на пространстве нескольких губерний, из коих каждая равняется нескольким владениям; я привел пример к тому, чтобы показать, что в подобных случаях нужнее всего знание природы, и при том знание, приобретенное не только из книг, не только в своем кабинете.

По возвращении в Петербург нынешний наш вице-президент собрал у себя в приятельском кружку нескольких любителей-энтомологов, желающих осмотреть собрания, ему принадлежащие. В числе гостей были гг. Грей, Коленати, Менетриэ, Оберт и Симашко. Здесь впервые была высказана мысль учредить Энтомологическое Общество, правильно организованное.

Первым желанием нашим было познакомиться ближе с петербургскими коллекциями и осматривая их разменяться теми наблюдениями, которые удалось сделать каждому обладателю того или иного интересного вида. Для этого было условлено собираться по несколько раз в течение зимы по очереди у каждого. Этими сходками круг энтомологического знакомства расширился, собрания делались постоянно многочисленнее; зимою 1847 года собрания были последовательно, по несколько раз, у гг. Академика Брандта, Бульмеринга, Гея, Мандерштерна, Менетриэ, Папе, Сиверса и Симашко; число посетителей в этих собраниях достигало иногда до 30 человек. Круг сведений, конечно, расширялся; осмотрев у одного петербургских чешуекрылых, рассматривая у другого полужесткокрылых, у третьего собрания насекомых вредных в лесохозяйственном отношении, конечно, каждый уносил с собою несколько новых сведений, сообщив в свою очередь те наблюдения, которые ему удалось сделать.

Зима 1848 года, казалось, должна была быть временем осуществления мысли любителей энтомологии: порядок собраний, дружески-ученый характер бесед, чтение наблюдений – определились вполне; каждый, поджидая очереди принять собратий по науке, изыскивал предмет достойный занять всеобщее внимание; в последствии целью собраний сделалось уже не только желание осмотреть коллекции, но были читаны и энтомологические статьи (Акад. Брандт – анатомия пчелы; Юл. Симашко – строение головной части нервной системы у насекомых и т.д.); уже был приготовлен проект Устава Общества гг. Мандерштерном и Греем, уже выработались и некоторые руководительные мысли в исследованиях (напр. Симашко – мысль энтомологического календаря для окрестностей С.-Петербурга и т.п.), - как по обстоятельствам, не от любителей энтомологии зависевшим, эти собрания прекратились: весною энтомологи из военных ушли в поход к западным пределам Империи, другие на лето разъехались по разным местам; однако же, в одном из последних собраний, в апреле, предложен был на окончательное обсуждение вопрос: удобно ли в настоящее время просить разрешения учредить в С.-Петербурге Энтомологическое Общество. После продолжительных прений, где много было высказано и pro и contra, большинство, не надеясь на свои силы, признало за лучшее дождаться более благоприятного времени. Предпринятое мною в то время издание Русской Фауны, затем возложенное на меня заботливостью Министерства Народного Просвещения составление двух научных пособий (Руков. к Зоолог. и Атлас всеобщ. Географии) отвлекли меня от частых сношений с любителями энтомологии; однако же, мне достоверно известно, что с того времени до собрания 23 февраля 1859 года у А. Мандерштерна, в течение более 10 лет, мы все, члены-любители собирались только один раз, 6 января 1851 года в таврическом саду у В.Ф. Грея, принимавшего всегда живейшее участие во всем, что касалось учреждения Общества. Целью этого собрания было обсуждение того же вопроса: можно ли теперь начать дело об открытии Энтомологического Общества? Из 43 присутствовавших – два, три человека дали утвердительный ответ, остальные находили более сообразным с тогдашним временем выждать более удобного случая.

Несмотря на то, что любители, как сказано выше, не собирались все вместе, времени этого нельзя считать потерянным: в течение его стремление к изучению энтомологии распространилось. Занимавшиеся по-прежнему обращались в энтомологическую библиотеку Императорской Академии Наук, и здесь почти ежедневно сходились те, которые специально занимались энтомологиею; каждый из них в своем кругу умел приохотить молодых людей к занятиям, так что число любителей энтомологии в Петербурге в это время значительно возросло. Господствующим направлением в занятиях было изучение петербургской энтомологической фауны, и в разработке этого предмета сделан в это время значительный шаг вперед. Оказалось, что энтомологическая фауна Петербурга представляет весьма много интересных данных; всякий год то тот, то другой из занимающихся открывал новые виды, неизвестные до того в нашей фауне. Сверх того, кроме жесткокрылых и чешуекрылых, которые до того были почти единственными, несколько исследованными отрядами насекомых петербургской фауны, приступлено было к изучению и других отрядов; так Барон Р.Р. Остен-Сакен изучил двукрылых, Полковник Радашковский – перепончатокрылых, Симашко – полужесткокрылых и сетчатокрылых, Я. И А Кушакевичи – полужесткокрылых. Точно также отряд жесткокрылых, известных во время Гуммеля (по своду, сделанному г. Обертом) заключал в себе около 400 видов; ко времени открытия Общества число это, по показаниям Я.А. Кушакевича, доходило почти до 2000 видов; число чешуекрылых из 766 видов (1849 - Фиксен) возросло до 1100 видов по данным от г. Сиверса.

В этот же десятилетний промежуток родилась мысль составить коллекцию из всех отрядов хорошо определенных насекомых, встречаемых в окрестностях С.-Петербурга; коллекция эта должна быть открыта каждому из занимающихся петербургскою фауною, и со временем должна послужить основанием кабинета Общества. Главным двигателем к осуществлению этой мысли был наш достойный сочлен Барон Р.Р. Остен-Сакен. Собрав небольшую сумму по подписке с некоторых энтомологов, посещавших тогда энтомологический музей Академии, он на эти деньги купил шкаф, и первый пожертвовал на пользу общую собранных им в течение нескольких лет насекомых. Его примеру последовали гг. Кушакевич, Кеппен и др., которые пополняли и обогащали собрание замечательными дублетами своих экскурсий.

Как во всех случаях, когда речь идет о споспешествовании научным исследованиям и о распространении любви в естественной истории, так и тогда, Дирекция зоологического музея Императорской Академии Наук охотно оказала свое содействие: она в залах энтомологической лаборатории дала помещение этой миниатюрной коллекции, этому зародышу (Embryo), дальнейшему развитию которого мы, м.г., должны доставить благоприятные обстоятельства. Согласно желанию лиц, основавших эту коллекцию и наиболее трудившихся над пополнением ее, она составляет теперь наше достояние и служит фундаментом наших будущих кабинетов. Она интересна в том отношении, что в ней находятся типы насекомых, поименованных в изданном Бароном Остен-Сакеном Очерке современного состояния познания Энт. Фауны окрестностей С.-Петербурга.

Дальнейшая история открытия нашего Общества известна всем вам, милостивые государи: в собрании вечером 23 февраля 1859 года, в доме г. Коменданта Петропавловской крепости, всеми уважаемого отца нашего Вице-Президента, который с особенною любовью заботился об открытии общества, находилось налицо 33 здешних энтомологов; они избрали из среды себя, для начертания прошения и проекта устава, комиссию из гг. К.М. Бэра, Ф.Ф. Брандта, Я.А. Кушакевича, А.К. Мандерштерна, Э.Ф. Менетриэ, А.Ф. Миддендорфа и В.И. Мочульского.

Этим господам, принявшим на себя охотно труд пересмотреть уже заблаговременно составленный проект устава, мы все обязаны искреннею благодарностью.

Заботы насчет помещения при тех малых средствах, которыми могло располагать вновь возникшее Общество, немало беспокоили учредителей, но и тут наша Академия Наук при посредничестве Академика Бэра показала свою готовность помочь юному питомнику энтомологии, дозволив Обществу, до приискания удобного помещения, созывать гг. членов для собраний в ее малой конференц–зале.

Осуществить нашу задушевную мысль предстоит нам, милостивые государи, доказать на деле, что все мы проникнуты убеждением, что познание природы, во всех ее произведениях важно не как удовлетворение праздного любопытства, не как роскошь образованности, а как исходный пункт для разумного понимания всего вокруг нас происходящего, как прочная основа народного богатства во всякой стране.

Нам остается только почерпать силы и знания в примерах, советах и руководстве нашего многоуважаемого Президента, имя которого полвека произносится во всей Европе с глубоким уважением людьми науки, человека, который при многосложных своих занятиях радушно руководит и наставляет каждого ищущего знаний, которого советы и опытность, бесспорно, будут благотворны и для нас.

Юл. Симашко.
--------------------
* Симашко Юлиан Иванович (? - 1893) ученый секретарь РЭО (1860-1864), член-учредитель РЭО, по профессии педагог, занимал должность чиновника особых поручений при Министре народного просвещения. Этот доклад был прочитан на первом научном собрании Общества. Орфография и синтаксис первоисточника в основном нами сохранены.
--------------------

К вторичной публикации по изданию «Horae Societatis Entomologiqae Rossicae» или «Труды РЭО», 1861 г., Т. I? , С.45 – 53. подготовил Е.В. Новомодный.

© Новомодный Е.В.