|
Арнольд-Кристиан-Александер Мольтрехт (Arnold Moltrecht) - известный исследователь фауны Дальнего Востока, собиратель
лепидоптерологических и иных зоологических коллекций, путешественник,
видный деятель Общества изучения Амурского края (ОИАК), Владивостокского
отдела Государственного Русского географического общества, офтальмолог и
невропатолог по профессии. Правда, неэнтомологи считают, что "наиболее
широко известным научным достижением А.К. Мольтрехта является предпринятое
[в 1908 - 1909 гг.] по заданию [Императорского Русского] Географического общества путешествие в Японию, Корею, Китай и на о. Тайвань" (Чигринский, 1983).
К большому сожалению, хотя сам Мольтрехт неоднократно публиковался,
он практически не дал сведений о своих экскурсионных маршрутах по Дальнему
Востоку и другим местам, где ему довелось побывать. Не описал и свой личный
вклад в изучение биологии и онтогенеза приморских бабочек, хотя говорил о
нем (Мольтрехт, 1929). Если бы удалось собрать воедино сведения из
географических этикеток его сборов, это дало бы возможность не только
получить хронику экспедиций, но и проследить, порою буквально по дням, его
жизненный путь, ведь качественные этикетки по сути - дневниковые записи.
Биографические данные также были неизвестны дальневосточным энтомологам: в
архивах Владивостока о нем почти ничего нет, возможно, было кем-то изъято.
К счастью оказалось, что он был вторым российским ученым, побывавшим в
племенах аборигенов Тайваня, показав себя серьезным этнографом. Благодаря
этому ленинградский востоковед М.Ф. Чигринский стал его первым биографом
(Чигринский, 1983).
А.K. Мольтрехт родился в 1873 г. в Лифляндской губернии, в семье лютеранского пастора по имени Карл (именно поэтому на русский манер его звали Арнольд Карлович). Окончив в 1892 г. Биркенрускую гимназию (ныне г. Цесис, Латвия), с 1893 по 1899 гг. учился на медицинском факультете Дерптского университета (г. Тарту,
Эстония). Судя по всему, Арнольд с детства интересовался бабочками
Прибалтики, так как имел коллекцию, собранную примерно в 1890 - 1895 гг., и
которая, согласно одним источникам, была утрачена во время Первой Мировой
войны (Horn, Kahle, Friese, Gaedike, 1990; Gaedike, 2001), а по другим - от
самого Мольтрехта - частично еще существовала в Риге в 1929 г. (Чигринский,
1983).
Кто был его первым руководителем в этом занятии - нам доподлинно
неизвестно. Но имеются некоторые предположения на этот счет. В 1919 году
большевики убили какого-то Мольтрехта, (по-видимому, его отца ли
родственника), который был пастором Дондагена - имения графов Остен-Сакенов в Курляндии, к северо-западу от Риги.
Известно, что некоторые представители этого древнего прибалтийского рода были в
числе основателей Русского Энтомологического общества в 1859 г.
Один из них - барон Р.Р. Остен-Сакен
(1828 - 1906).
По сведениям, сообщенным мне в письме от 3.04.2002 г. Ниной Ивановной
Горкуновой-Чигринской, взятым ей из университетских архивных выписок
мужа, Арнольд "учился неровно. Судя по его прошению о стипендии и обращению
к университетскому начальству баронессы Сиверс, хлопотавшей о материальной
помощи студенту Мольтрехту, он очень нуждался".
Напомню, что Сиверсы тоже известные люди в истории русской энтомологии. Г.И. Сиверс (1843-1898), был личным секретарем Великого князя Николая Михайловича, коллекционировал главным образом жуков (семейство Cerambycidae). Его отец собрал богатую коллекцию и составил списки бабочек Петербургской губернии, а его родственник, граф
Евгений Егорович (1818-1891) был президентом
евангеле-лютерской
консистории. Не так уж и важно,
эти или какие-то другие люди стояли у истоков его увлечения энтомологией,
но оно осталось у А.К. Мольтрехта на всю жизнь. Короткое время поработав в
Петербургской глазной клинике, а потом пройдя стажировку за границей, в
Европе, он снова практиковался в столице, пока в августе 1902 г. его не
назначили руководителем мобильного глазного отряда, отправлявшегося на
Дальний Восток.
Именно здесь А.К. Мольтрехт проявил себя активным и незаурядным
исследователем. М.Ф. Чигринский писал, что "наблюдения за жизнью животного
мира проводились им как параллельно с лечебной работой, особенно в глазных
летучих отрядах, так и в самостоятельных экспедициях. Поскольку специальных
сумм на его предприятия частного характера зачастую не отпускалось, А.К.
Мольтрехт чаще всего проводил наблюдения, сбор материала и фотосъемки за
свой счет (Чигринский, 1983). А нужно сказать, что собирал он не только
насекомых, - также добывал и препарировал моллюсков, ракообразных, птиц,
рыб, земноводных и пресмыкающихся. Коллекции отправлял ученым. Он не просто
стал членом местного научного общества - ОИАК, а добился признания своих
научных заслуг, так как ему доверяли руководящие должности. С 1906 по 1929
г. он являлся членом совета Общества, с 15 марта 1912 г. - членом
распорядительного комитета, с 1913 по 1914 г. - казначеем, а с 20 ноября
1914 г. по 1917 г. - заведующим музеем и ученым секретарем общества
(Чигринский, 1983).
По приезде во Владивосток он вскоре подружился с Янковскими (Тарасова,
1985). В.Ю. Янковский вспоминает, (из письма к нам от 15.11.2001 г.), что
"Арнольд Карлович Мольтрехт бывал частым гостем у нас на Сидеми. Я его
хорошо помню, ..говорил он с акцентом. Помню один забавный анекдот. Арнольд
Карлович рассказывал, как его покусали клопы. То ли лесные, то ли обычные.
Но он, поймав, не стал клопа убивать. Однако наказал. "Как?" - спросили его. "Удалил пинцетом его жало и отпустил !" - не моргнув глазом, ответил он".
Шутка достойная истинного энтомолога, и, видимо, относящаяся ко времени его приключений в тропиках.
О своем путешествии по странам Восточной Азии Мольтрехт докладывал 28
августа 1908 г. во Владивостоке на общем собрании Общества. Гораздо позже -
в 1916 г. - текст его выступления был опубликован (Мольтрехт, 1916).
"Будучи в Китае, он посетил западную Сычуань, бассейн р. Янцзы, возможно,
Юньань. Большую часть времени он провел в провинции Фуцзянь, где пробыл с
10 декабря 1908 по 1 января 1909 г. (по старому стилю)." Во многом
остановка в Фуцзяне объяснялась восстанием аборигенов Тайваня и
невозможностью попасть на остров. В первых числах января он прибыл из
Фуцзяни в Тамсуй, а оттуда - в Тайхоку (Тайбэй), откуда и начал
четырехмесячное путешествие по Тайваню. Поездка обеспечивалась надежным
дипломатическим прикрытием.
Вице-президент Географического обшества П.П.
Семенов-Тяньшанский добился через Министерство иностранных дел поддержки и
помощи А.К. Мольтрехту со стороны японской администрации и ученых на
Тайване. Без этого он, по его же признанию, вред ли смог бы совершить
путешествие в условиях труднодоступной горной страны, покрытой
непроходимыми тропическими лесами и населенной воинственными туземными
племенами. Часть своего путешествия А.К. Мольтрехт провел вместе с двумя
японскими коллекторами Кикути и Ямасака, которых характеризует как людей
отважных и приспособленных "к жестоким условиям жизни среди дикарей". С большой симпатией он говорит о японском натуралисте, профессоре Мори, и других "влиятельных лицах", оказавших ему поддержку в работе.
Путешественник привез 130 шкурок птиц, 100 видов чешуекрылых, из которых
одному виду по инициативе английского консула на Тайване, натуралиста
Веймана, было дано название Tajuria moltrechti в его честь (Чигринский,
1983).
В 1909 г. в немецком энтомологическом журнале он поместил первую статью,
посвященную собственным лепидоптерологическим открытиям в Приморье
(Moltrecht, 1909). "Ему удалось первому найти и описать как новый вид
ленточницу Limenitis eximia Molt." (Куренцов, 1974). Поимка бабочки
произошла в августе 1903 г. на Седанке под Владивостоком, - согласно
списку: "Исторические даты и указания местонахождения некоторых новых для
Уссурийского края видов чешуекрылых, собранных автором" (Мольтрехт, 1929).
Любопытно, что в этой табличке из 35 видов и подвидов, безусловно
составлявшей предмет его гордости, нет сефизы, которую, как считал А.И.
Куренцов, первым в Приморье нашел Мольтрехт (Куренцов, 1974), но зато белую
зорьку, Euchloe belia orientalis Brem., собранную им в Спасске в мае 1918
г., Алексей Иванович никогда для юга Дальнего Востока даже не упоминал. Сам
не ловил, поэтому не верил?
В 1913 г. "А.К. Мольтрехт определял бабочек для выставочной коллекции и
устанавливал их по системе, принятой в известном каталоге Staudinger'а"
(Отчет..., 1915). Видимо, в это время он приложил немало сил для обновления
экспозиций музея, поэтому не удивительно, что в следующем году его выбрали
директором. "Заведующий музеем доктор А.К. Мольтрехт с препаратором А.Г.
Кузнецовым со второй половины июня до середины июля совершили большую
экскурсию в Посьетский район (деревня Нарва) с целью коллектирования"
(Отчет..., 1917). Согласно отчета, было собрано 2706 экземпляров
насекомых.
Арнольд Карлович был очевидцем быстрой деградации растительных сообществ в
ближайших окрестностях населенных пунктов. Его можно понять, ведь занимаясь
прежде всего лечением людей, он был лишен возможности совершать дальние
экскурсии для ловли бабочек. Не случайно в своем выступлении 30 сентября
1915 г., посвященном 25-летию музея ОИАК и планам развития экспозиции,
Мольтрехт весьма эмоционально призвал присутствующих: "Спасите от
неминуемой гибели, пока не поздно, Уссурийскую природу [!] ...Общество должно признать своим священным долгом способствовать сохранению
первобытной природы Края и спасти хоть образцы ее устройством биологической
станции и флористического заповедника" (Юбилейный сборник, 1916).
Далее он сообщал, что этими вопросами в то время ведал ставший в 1914 г. президентом Русского энтомологического общества Андрей Петрович Семенов-Тянь-Шанский в составе Постоянной комиссии при физическом отделении ИРГО по охране природы и устройству государственных заповедников. Именно так и было
сделано спустя 17 лет: Горно-таежная станция (ГТС) и Супутинский заповедник
Дальневосточного филиала Академии наук (ДВФАН) стали воплощением идеи,
впервые публично высказанной А.К. Мольтрехтом. То же самое предложение он
вновь повторил в 1922 г. на Первом съезде по изучению Южно - Уссурийского
края в городе Никольск -Уссурийском. В его докладе, опубликованном лишь в
тезисной форме, говорилось о необходимости создания сухопутных
биологических станций, персонал которых занимался бы вопросами пчеловодства
и шелководства; птицеводства, кролиководства и оленеводства; рыбоводства и
звероводства; различными отраслями растениеводства (Мольтрехт, 1922). И
слушателем этого доклада был не только молодой А.И. Куренцов, впоследствии
ставший одним из первых научных сотрудников ГТС, но и многие другие
влиятельные люди.
Большинство докладов участников этого съезда в развернутом виде через год
было помещено в сборнике "Приморье". Однако, А.К. Мольтрехт печатает в нем
совсем другую работу, характеризующую "географическое распространение
чешуекрылых Приморья" (Мольтрехт, 1923). Видимо, в это время он уже
почувствовал себя зрелым ученым - энтомологом. Ведь вскоре после
окончательного установления власти Советов на Дальнем Востоке второе
призвание позволило ему стать преподавателем первого разряда
Государственного Дальневосточного университета (ГДУ) и научным сотрудником
секции охраны живой природы Краеведческого научно-исследовательского
института при нем (Чигринский, 1983). Старейший лесовод Дальневосточного
НИИ лесного хозяйства, (г. Хабаровск), К.П. Соловьев, учившийся в те
времена в ГДУ, рассказывал мне в 1984 г., что всегда удивлялся: как это
Мольтрехт мог с равным успехом и преподавать им энтомологию, и лечить
глаза? По его воспоминаниям, был он невысоким и крепким, скорее даже
грузным, не лишенным тонкого юмора человеком. На снимке их выпуска ("2-ой
выпуск лесоводов Государственного Д-В Университета 1923 - 1927 гг."),
хранящемся в этом НИИ мне впервые удалось увидеть фотографию А.К.
Мольтрехта. Именно она размещена на этой страничке.
В статье 1923 г. приведены, правда, лишь в самом общем виде, итоги
многолетних наблюдений и размышлений автора о фаунистических
взаимоотношениях в Приморье на примере бабочек. Отмечены характерные
ареалогические, фенологические и некоторые биологические особенности
обитающих на его территории видов. Присоединяясь к мнению французского
энтомолога Ш. Обертюра, Мольтрехт считал, "что в главных своих
экологических условиях и, следовательно, в зоогеографическом отношении,
узкое Приморье представляет собою лишь прибрежную зону восточной
Маньчжурии" (Мольтрехт, 1923). Отмечает он характернейшую для этой части
Палеарктики меридиональную и горную зональность, обуславливающие кажущееся
парадоксальным распространение многих бабочек. Мольтрехт знал и
предсказывал, что "вершины уссурийских хребтов, как Хехцыр и Сихота-Алин,
почти не исследованы, и, так как охотская флора опускается далеко на юг
вдоль водораздела Сихота - Алина, то в Уссурийском крае могут быть
обнаружены еще многие северные виды чешуекрылых". (Уж не потому ли питал
такую страсть к этим горам А.И. Куренцов?) И здесь, как и в более ранних
работах, он бьет тревогу по поводу того, что как в Корее, так "и в Приморье
вся эта пышная субтропическая фауна и флора в скором будущем исчезнет
навсегда". (Мольтрехт, 1923).
В то же время он впервые обобщил в виде
перечня лепидоптерофауну высших чешуекрылых Дальневосточного края, но ведя
активную переписку и встречаясь лично с ведущими специалистами в этой
области, ожидал выхода новых работ систематиков, целые шесть лет
сознательно задерживал свою публикацию (Мольтрехт, 1929). У одного из них
А.К. Мольтрехт в 1926 г. побывал в Берлине, где при посредничестве Н.И.
Кардакова познакомился с В. В. Набоковым (здесь д.б. ссылка на мою статью
про Кардакова). (Из письма Елене Набоковой, 23 апреля 1926 года, Берлин. На
русском. Из неопубликованного). "Вчера я был с Кардаковым в
Энтомологическом Институте в Дахлеме. Там я повстречал одного знаменитого
ученого, который говорил о бабочках так великолепно, так трогательно, так
романтично, что мои глаза увлажнились слезами. Сам институт представляет
собой очаровательное небольшое здание посреди цветников, очень тихое и
светлое, пахнущее то ли лабораторией, то ли тропиками. Мне показали все
возможные виды чрезвычайно любопытных коллекций - и я просто влюбился в
этого старого, толстого, краснощекого ученого, смотрел на него, пока он, с
мертвой сигарой в зубах, буднично и ловко перебирал бабочек, картонки,
стеклянные ящики, и думал, что всего лишь два месяца назад он ловил
огромных зеленых бабочек на Яве. "Посмотри", сказал он, "на эту особу - она
запросто сможет разбить твое сердце". Или: "да это не куколка, а целая
кукла, которую можно дать поиграться ребенку". Или снова: "да, такие
пятнышки бывают в самых интарасных родах". И все это на гортанном русском
(он родом из немцев), с одышкой, жуя сигару и щелкая толстыми пальцами - и
с такою любовью. О, это было так хорошо, мамочка... я пойду туда и снова
поблаженствую через несколько дней..." (Zimmer, 2001). Кардаков назвал
некоторые таксоны в его честь (Kardakoff, 1928) Знакомство побудило
включить имя этого человека в литературное произведение, впрочем, последнее
обстоятельство весьма характерно для творчества Набокова, является темой
целых исследовательских работ (Zimmer, 2001). "Меня, которому искусственные
оборвыши Зейтца так противны, особенно пленяет точный портрет бесценного,
донельзя рваного и потертого, единственного экземпляра "годуновской
эребии", когда-либо найденного на Земле, "в густом бору, июля восьмого
числа, 1903 года, - цитирует отец из письма к нему Мольтрехта, - в душный
зной на двадцать девятой версте по старой аимской дороге" (Набоков, 2001).
Действительно, от кого, кроме него самого, автор мог узнать про
существование богом и людьми забытой аимской дороги? Кстати, в Приморском
музее имеются сборы бабочек неизвестного коллектора с аимской стороны - с.
Нелькана и его ближних и дальних окрестностей. Ныне это в Аяно-Майском
районе Хабаровского края. Не А.К. Мольтрехту ли они принадлежат?
Наконец, в 1929 г., главный научный труд его жизни - "О географическом
распространении чешуекрылых Дальневосточного края с выделением в особую
фауну уссурийских Lepidoptera", - увидел свет во Владивостоке. Основную его
часть составляет список видов с указанием распространения по фаунистическим
областям. Первичным материалом для него "служили составленные за последние
25 лет в Дальневосточном крае сборы чешуекрылых и собранные за этот период
времени записи моего экскурсионного дневника", а также литературные данные.
Указав на ошибочность причисления иностранными исследователями Приамурья и
Приморья к Восточной Сибири, он приводит собственное фаунистическое деление
восточной Азии на области: Даурско-Монгольскую, Амурскую и Сахалинскую,
"Северо-восточносибирскую" и Маньчжурскую.
Как считал А.И. Куренцов, при этом он "сделал значительные отступления от
общепринятых ранее понятий объема зоогеографических единиц и делений
Палеарктики, но, к сожалению, не дал обоснования предлагаемого
нововведения. Со схемой... деления Мольтрехта нельзя согласиться потому,
что он, устанавливая зоогеографические области и подобласти..., не
обосновывает их даже фаунистическими доказательствами, не говоря уже о том,
что они не охарактеризованы автором экологически и исторически (в
геологическом смысле)" (Куренцов, 1959). Однако ранее, в 1934 г., Куренцов
еще "соглашался" с ней, написав, что "в Южно-Уссурийском крае мы выделяем
две зоогеографические провинции: Нагорная провинция Южного Сихотэ-Алиня,
... и Южно-Уссурийская - в границах, принятых А.К. Мольтрехт" (Куренцов,
1934). Справедливости ради заметим, что Мольтрехт не был оригинален в своих
построениях. Северную границу Уссурийской области он провел по линии,
которую сам же Куренцов в 1947 г. назвал "линией Арсеньева", но которую в
действительности установил ботаник Н.А. Десулави (Куренцов, 1947, 1965;
Тарасова, 1985).
Труд написан на двух языках, но русский и немецкий тексты не вполне
идентичны даже по заголовкам. Например, название второго: "Ueber die
geographische Verbreitung der Macrolepidopteren des Ussuri- und
Amur-Gebietes" ("О географическом распространении высших чешуекрылых
территорий [бассейнов] Уссури и Амура".)
Несовпадений так много, что
логичнее было бы считать их отдельными статьями. Немецкий чуть больше, явно
рассчитан на иностранного читателя и только в нем, например, Мольтрехт
посчитал нужным упомянуть сборы А.Куренцова, Г. Кочубея и В. Лугового на
Сучане, сделанные незадолго до публикации. С какой целью? Подчеркивал
заслуги? Видимо, по дружбе хотел сделать их имена известными в мировой
лепидоптерологии. Судя по таблице, он даже наметил назвать в их честь
некоторые новые таксоны. Только здесь упоминается про работавших в это
время в крае [1926 и1929 гг.(см. Емельянов, 1937)] ленинградских
лепидоптерологов, Н.Н. Филипьева и А. М. Дьяконова, из экспедиции
Зоологического института Академии наук. Лишь в редких случаях русский
вариант полнее. Например, только в нем сказано, что "биология первых стадий
чешуекрылых была изучена К. Грезером, М. Янковским, Д. Мансветовым и
автором", а в немецком Мансветов уже отсутствует. (Мольтрехт, 1929).
Таким образом, он сам очертил круг своих "энтомологических друзей".
Названные лица в основном хорошо известны лепидоптерологам, но не все. О
Мансветове у нас нет ничего, кроме сказанного. О другом, - жителе села
Бровничи, - есть лишь упоминание в книге А.И. Куренцова "Мои путешествия".
Ее автор написал, что ездил "туда 15 августа 1928 г. к своему другу -
местному учителю и любителю-энтомологу Валентину Алексеевичу Луговому. Мы
договорились с ним совершить экскурсию в красивые скалистые щеки [р.] Сицы"
(Куренцов, 1973).
От него же мы знаем, что в двадцатые годы "от Зоологического института
Украинской Академии наук в течение нескольких лет производили сборы и
наблюдения над насекомыми и птицами Г[еоргий] С. Кочубей и А.Б.
Кистяковский" (Куренцов, 1959). Кое-что проясняет свидетельство орнитолога
Л.М. Шульпина, работавшего в Приморье в течение 1926-1928 гг. "17 мая [1927
г.] я приехал в Сиваковку, на южную Ханку, и нашел здесь А.Б.
Кистяковского, коллектирующего птиц для Г.С. Кочубея и Зоологического музея
Украинской Академии наук". Впоследствии Кистяковским были "обработаны...
обширные сборы птичьих шкурок и яиц, в течение нескольких лет
коллектировавшиеся Г.С. Кочубеем и его препаратором в различных,
преимущественно южных частях края" (Шульпин, 1936). Нам известно также, что
Кочубей сумел найти как минимум два новых таксона из весьма ценящегося
коллекционерами рода Parnassius: P. amgunensis Sheljuzhko, 1928 ("золотой
прииск" на р. Амгунь в 1927 г.) и P. innae Kotschubej, 1929 (типовая серия
была собрана в районе курорта Кульдур на Малом Хингане 24-26.06.1928 г.).
Видимо, этот человек был частным коллекционером.
Малоизвестен факт, что Алексей Иванович Куренцов был лично знаком с А.К.
Мольтрехтом еще во времена интервенции и гражданской войны в Приморье. Об
их встречах воспоминал доктор наук, старейший зоолог-охотовед
Георгий Джемсович Дулькейт (1897-1989), который сам ловил бабочек, как
минимум, с 1915 г., и, впоследствии, собирал и посылал их Куренцову
неоднократно (Куренцов, 1925, 1970). "В 1922 году А.И. Куренцов принял
участие в первом съезде по изучению Южно - Уссурийского края, проходившем
18-22 апреля в городе Никольск-Уссурийском. Съезд дал возможность Алексею
Ивановичу завязать и углубить знакомство со многими из его участников, в
частности, с известным знатоком края А.К. Мольтрехтом. Алексей Иванович,
быстро подружившись, не раз бывал у него во Владивостоке, знакомился со
специальной литературой" (Беляев, 1978). Г.Д. Дулькейт вспоминал, что
"первого мая 1921 года мы - Алексей Иванович с лаборантом Б. Ростовых,
приехавшими в Уссурийский край научными работниками братьями А.И. и Н.И.
Кардаковыми, и я - в качестве знатока тех мест - отправились на окраину
тайги за 18-22 километра от города" на экскурсию (Беляев, 1978). Она
закончилась удачно, а весь год прошел в работах по сбору коллекций,
изучению научной литературы, подготовке, явно с участием А.К. Мольтрехта,
его первой лепидоптерологической статьи (Куренцов, 1922).
Впрочем, мы не удивимся, если Дулькейт собирал не только для Куренцова.
Видимо, то же самое он делал для Мольтрехта, который, например, был
настолько хорошо информирован о шантарских насекомых, что в немецком тексте
своей основной работы специально подчеркнул их общность с Амурской
фаунистической областью (Мольтрехт, 1929). Общеизвестной факт: именно
Дулькейт, будучи в 1924-1926 гг. зоологом экспедиции на Шантарские острова,
собирал там "обильный материал", и в том числе насекомых (Емельянов,
1937).
Последняя известная энтомологическая статья А.К. Мольтрехта "Диагнозы
новых видов Lepidoptеra из Уссурийского края" вышла на немецком языке
(Мольтрехт, 1933). В стране "победившего социализма" с новой силой начались
массовые репрессии по отношению к "врагам народа". Но ему повезло.
"Немецкий шпион", врач городской больницы Владивостока и препаратор в
областном музее Мольтрехт А.К., арестованный УНКВД 28.04.1936 г. по ст.58-1
п. "а", был оправдан по суду 16.06.1936 г." (Рубан, 2001). На
предварительном следствии "сотрудники местного ОГПУ припомнили ему все:
высказывания о голоде в Поволжье, свидетелем которого он оказался, дружбу с
пастором Лютеранской кирхи отцом Рейхвальдом, укрывающим
нелегалов-эмигрантов, а также все его заграничные поездки. Как заявило
следствие, бабочки были лишь ширмой для его "шпионажных действий в России"
(Хисамутдинов, 1993).
Куренцов после 1937 г. или вообще не упоминал, что работал в Никольск-Уссурийске в 1920 -1922 гг., или сознательно подменял годы своих энтомологических открытий, (первых случаев поимки новых чешуекрылых), более поздними. Более того, не случайно, видимо, с этого времени в его работах ссылки на конкретные даты фаунистических находок стали большой редкостью.
Чего он боялся до конца жизни, нам, россиянам, хорошо известно. Фамилия
Мольтрехта исчезла из его работ, даже специальных, посвященных
зоогеографическому районированию, в 1937 г., что косвенно подтверждает
осведомленность Куренцова о неприятностях коллеги, и появилась вновь с 1959
г.
Вся дальневосточная наука, за редчайшими исключениями, в 30-е гг. была
уничтожена, и людям не дали даже малейшего шанса на выживание в тюрьме или
лагере, так как более трети их расстреляли. (Пришлось даже закрыть Филиал
АН). И в этой области общественной жизни так же, как и в остальной,
господствовал его величество план. Коммунист Куренцов был в числе буквально
нескольких научных сотрудников, которые остались на Горно-таежной станции
после разгрома детища В.Л. Комарова - Дальневосточного филиала АН.
Человеком он был светлым, мягким, доброжелательным и многим дальневосточным
ученым дал дорогу в жизнь, поддержав их. Странно лишь то, что Куренцов даже
в спокойные советские времена указывал на жизнь Мольтрехта во Владивостоке
лишь с 1903 до 1930 гг. (Куренцов, 1974). Может быть, он предположил, как и
другие, (а отъезд Арнольда Карловича был явно спешен и засекречен), что
"через некоторое время "карающая десница" опомнилась, и ученый исчез уже
навсегда" (Хисамутдинов, 1993)? Ведь и другому его знакомому из музея не
повезло. "Заведующий отделом природы Борис Яковлевич Ростовых, был
арестован 4.10.1934 г. по статье 58 - 4 к только за то, что был сыном купца
2-й гильдии, служил в колчаковской армии, два раза был в Японии и имел
связь с немецким шпионом Мольтрехтом А.К." Сначала его выпустили, но во
второй раз "по постановлению Тройки УНКВД по ДВК от 10 августа 1938 г. по
делу № 19154 Приморского областного Управления НКВД - расстреляли (Рубан,
2001).
Хотя во время репрессий погибло много упомянутых нами людей, почему-то мне
не верилось в гибель Мольтрехта. Вспомнилось, что его крупная коллекция
находится в Киеве. Как она попала туда? Не на Украине ли следует искать его
следы? И вот оно, подтверждение: "в "Трудах Зоологического музея", 1941, в
разделе "Хроника" есть следующая фраза: "из поступлений за последние годы
(имеется в виду 1934-1939) в отдел чешуекрылых...следующие:..сборы
Мольтрехта (Смела); охватывают чешуекрылых Дальнего Востока, Кавказа и
отчасти окрестностей Смелы, всего до 1500 экз.". Коллега из Киева И. Костюк
сообщил также, "что Кочубей тоже был сборщик из Смелы. И заведующий музеем
Л.А. Шелюжко (т.е. музей) купил его коллекцию уже во время войны. Эти
материалы тоже частично расставлены в коллекции, а большинство хранится в
картонных коробках не расправленное". Итак, место жительства Мольтрехта в
конце 30-х гг - украинский город Смела Черкасской области. Скорее всего,
жил он у Георгия С. Кочубея, который, напомним, приезжал на ДВ для
энтомологических исследований в конце двадцатых годов.
Во время войны Арнольд Карлович оказался в 1944 г., в Кёнигсберге. Оттуда
он прислал в Энтомологический институт Гамбургского университета рукопись
статьи, но она не была опубликована и хранится в архиве. Интересно, что в
1943 г. коллекцию Зоомузея Киевского университета вывезли именно в
Кёнигсберг (Некрутенко, 1990). Возможно, что он был жив, по крайней мере,
до 1949 г., поскольку тогда немецкий журнал "Природа и народ" (г.
Зенкенберг) опубликовал статью бейрутского (?) врача Александра А.
Мольтрехта, также корреспондента Немецкого Энтомологического института, о
фауне и флоре Амурского и Уссурийского регионов. В ней он сообщал, что
молодым врачом и зоологом имел достаточное благосостояние, чтобы тратить
его на пребывание в неисследованном девственном лесу Уссурийского бассейна
(Zimmer, 2001). Немецкий исследователь Д.Циммер предполагает, что Арнольд и
Александр - одно и тоже лицо, что неудивительно при его тройном имени.
В 1949 г. Мольтрехту было 76 лет, поэтому ни о какой службе не могло быть
и речи. Между прочим, украинцы Шелюжко, Образцов и Павлицкая после войны
тоже оказались в Баварии, в Мюнхене, где работал В. Форстер. На всех этапах
войны он оказывал этим киевским энтомологам, оставшимся в оккупации,
серьезную поддержку. Вальтер "Форстер - сотрудник, (а в послевоенное время
директор) Баварского зоологического музея в Мюнхене, с которым Шелюжко с
1936 г. поддерживал оживленные отношения" (Некрутенко, 1990). Похоже, что
А.К. Мольтрехт тоже перемещался следом за своей коллекцией, находившейся в
составе шелюжкинской, составлявшей основу киевского университетского
собрания. По ней, видимо, и статью (интересно, на каком материале?
опубликовать бы...) подготовил и отправил из Кёнигсберга. Представляете
состояние Мольтрехта в то время? Престарелый, ни кола, ни двора, конечно,
он старался держаться поближе к своим энтомологическим друзьям -
единомышленникам, рассчитывая на их поддержку. Прояснить ситуацию, видимо,
могли бы архивы Шелюжко, Форстера и Б. Альберти.
В настоящее время известно довольно значительное число мест хранения
сборов и коллекций, поступивших от А.К.Мольтрехта и собранных в Уссурийском
крае, на Кавказе, Тайване и юго-западном Китае. Это:
1. Приморский государственный объединенный музей им. В.К. Арсеньева во
Владивостоке. Недавно я частично просмотрел его энтомологические фонды.
Удалось разыскать лишь несколько бабочек, собранных Мольтрехтом около
Николаевска-на-Амуре в июле 1913 г. Но есть довольно много
энтомологического материала со старыми инвентарными номерами и
неразборчивыми этикетками. Не исключено, что они тоже имеют отношение к
нему. Впрочем, такое положение дел нас не удивляет. Помним рассказ Е.Г.
Чулкова;
2. Немецкий энтомологический институт (Deutschen Entomologischen Institut)
в Берлине (пяденицы (Geometridae), обработанные М. Баштельбергером (Max
Joseph Bastelberger-[Eichberg], 1851-1916)), Германия;
3. Коллекция Рене Обертюра в Рённе, Франция;
4. Собрание фирмы "Штаудингер и Банг - Хаас" (Staudinger & Bang-Haas),
которое находится большей частью - в Зоологическом музее Берлинского
университета им. А. Гумбольда, а меньшей - в Музее Тиркунде в Дрездене,
Германия (по источникам: Horn, Kahle, Friese, Gaedike, 1990; Gaedike,
2001);
5. Маленькая коллекция из бабочек Дальнего Востока России в Музее г.
Праги, Чехия (Gaedike, 2001) (подарок австрийскому военнопленному (?) -
Е.Н.);
6. Зоологический музей Московского государственного университета, куда
"собранная в 1920 - 1931 гг., коллекция поступила, по - видимому, через
Н.Н. Филиппова (1895-1972), не полностью и не всегда точно этикетированной"
(Антонова, 1991);
7. Институт зоологии им. И.И. Шмальгаузена АН Украины. "1500 экземпляров
преимущественно с Дальнего Востока и Северного Кавказа" (Некрутенко, 1990)
По архивным данным, в Хабаровский музей А.К. Мольтрехт передал в 1924 г.
палеонтологическую коллекцию из отпечатков растений, но она не сохранилась
(Новомодный, 2000). Однако, есть
основания полагать, хотя сборщик не указан, что хранящиеся здесь
многочисленные сборы жуков, (в основном, жужелиц) и единичные - бабочек
происходят от него. Подписи на этикетках: "между Шилкой и Аргунью и между
Шилкой и ж.д." и (на обороте) "Окр.с. Покровка и Амазар Сретенск. р. 1930
г.". Ставил их на булавки, видимо, не он сам, но "в письме от 20.01.1930 г.
в Зоологический институт благодарил за содействие в организации его
экспедиции в Буреинские отроги Яблонового хребта с энтомологическими
целями. Говоря о своей готовности к экспедиции, он писал: "Пока старый
piedestal серце и легкие для карабкания по горам еще годятся, хотя,
конечно, уже не то, что, например, 1908 (имеется в виду Тайвань)"
(Чигринский, 1983).
Нужно сказать в заключение, что главный дальневосточный лепидоптеролог
советского периода А.И. Куренцов, конечно, не забывал о роли своих
предшественников, и только будучи очень осторожен, мало о ком из них
написал. Ведь он считал, что "эти натуралисты - краеведы... оставили после
себя видные следы. Они добыли обширные материалы по инвентаризации фауны. С
их именами... связаны многочисленные открытия и находки новых для науки и
края видов животных. Будет несправедливо не упомянуть о деятельности
отдельных краеведов, сделавших немалую, но нередко должным образом
неоцененную зоологическую работу. (Куренцов, 1959, 1970). К ним он относил
и А.К. Мольтрехта.
Пользуясь случаем, автор выражает искреннюю признательность лицам,
оказавшим неоценимую помощь в сборе материала об этом исследователе: Ю.А.
Чистякову (г. Владивосток), В.Ю. Янковскому (г. Владимир), Н.И. Горкуновой
- Чигринской (г. Санкт-Петербург), С.В. Никитину (г. Рига, Латвия), И.Ю.
Костюку (г. Киев, Украина), М.М. Меклиной (г. Сан-Франциско, США), Т.
Майерсу / T. Myers (г. Сан-Хосе, США), Д.Е. Циммеру / D.E. Zimmer (г.
Берлин, Германия).
---------------------------------------
|
